Я невесело фыркнула. Пользуясь тем, что никого нет рядом, сама обхватила его лицо и прижалась поцелуем к губам. Так хотелось продлить это мгновение подольше! Умом я понимала, что Кай прав, и его вариант уничтожения Олимпа — самый простой и удобный, но сердце твердило: если потребуется, целый мир променяю на него одного.
— Ну все, — отодвинулся он, — ты меня как в другую галактику провожаешь.
Я шмыгнула носом и попятилась. Он запрыгнул в багги, завел мотор.
— Кай, — позвала я напоследок, — не забывай, это вопрос выживания. Ты просто обязан вернуться целым и невредимым.
Он послал мне нежную улыбку, кивнул и выехал в распахнутые ворота.
Я вернулась в свои комнаты, но на месте не сиделось. В голову лезли панические мысли. Попыталась занять себя другими заботами — советники еще днем озадачили проблемой, что в западном поселении продолжает бушевать пузырчатая болезнь, и к нам стекаются оттуда беженцы — но сосредоточиться не получалось. Сделав несколько кругов в четырех стенах, я поняла, что задыхаюсь. Подхватив теплую меховую накидку, отправилась на балкон.
Огромное звездное небо раскинулось над головой. Сшат-Ацхала казалась тусклее, чем обычно, и я не знала, с чем это связать. Может, время года такое? В последнее время редко удавалось полюбоваться на звезды. Не то что в прошлом, когда мы с Каем блуждали по протурбийским лесам и согревались по ночам у костра.
Иногда я думала, может, стоило оставить все, как есть? Уйти обратно, как предлагал Кай? Но в глубине души понимала: походная романтика не для меня. Я могла терпеть неудобства, пока держалась за главную цель — вернуться домой. Но теперь мои цели изменились. Я хотела просто быть счастливой. Здесь и сейчас. Жить в безопасности, тепле, уюте. И желательно, не прилагать множество усилий, чтобы добыть себе очередной завтрак или обед. Это ведь было так по-человечески — просто найти хорошие условия для жизни и пользоваться ими.
Жаль, что все хорошее никогда не дается просто.
За спиной скрипнула дверь. Я повернула голову и увидела Шассу. Удивилась, что на этот раз пришел один, без старшего советника, но ничего не сказала вслух. Склонив голову в знак приветствия, он подошел, встал рядом и тоже положил ладони на перила. Так мы и стояли некоторое время, в молчании разглядывая дома, на которые опустилась ночь. Когда я украдкой косилась в сторону Шассу, то замечала, что он в своих черных одеждах практически сливается с темным фоном. Только лицо и руки желтели яркими пятнами.
— Он ваш любовник, госпожа, — наконец произнес протурбиец.
Ему не требовалось уточнять, о ком идет речь, и мне подумалось, что он специально и не стал этого делать.
— Это как-то вас задевает, Шассу? — отозвалась я, прекрасно понимая, что рано или поздно этот разговор должен был состояться.
— Это неуважение к вашему мужу-правителю. Вы взяли схура в любовники сразу, как заняли трон.
— Неуважение к правителю? — переспросила я с иронией в голосе. — Это тому, который предал нас, перейдя на сторону схуров? Тому, кто насиловал и унижал меня морально и заставил выйти за него замуж? Я вас умоляю, Шассу. Если я расскажу эту слезливую историю в подробностях, женская половина поселения еще больше будет на моей стороне. А мужская…
— А мужская — тайно влюблена в вас, — перебил меня советник. — Вы можете не продолжать, госпожа. У меня есть глаза, чтобы видеть.
— Тогда к чему весь этот разговор?
— Откажитесь от правления! — он повернулся. — Протурбийцами не могут править люди! Это… унизительно.
— А что здесь унизительного? — зашипела я в ответ. — Разве я делаю что-то плохое для народа? В чем я не подхожу на этот пост? Цветом кожи и волос? Глазами? Я отказалась от своей культуры и своего языка, отказалась даже от своего настоящего имени! Господин Кай сделал то же самое. Мы хотим быть одними из вас!
— Тот, кто не родился протурбийцем, никогда им не станет, и язык тут ни при чем, — огрызнулся Шассу в ответ. — Схур-который-несет-смерть нападал на наши поселения, он брал с народа дань, так же как и его предшественники. Он убил моего сына! Правитель изгнал его! А вы подняли его обратно до своего уровня.
Советник покачал головой и фыркнул. Зато истинная причина его недовольства стала мне более понятна. Шассу мог замалчивать обиду, но она по-прежнему таилась глубоко в его сердце.
— Кай все искупит, — сказала я уже более миролюбивым тоном, сочувствуя его горю, — он уже начал это делать. Нам не придется воевать со схурами. Никто не погибнет в этой схватке. Господин Кай поедет и лично отравит их всех.
— Он? Один? Против армии схуров?! — советник откинул голову и рассмеялся. — Госпожа, простите, но я уже достаточно живу, чтобы не верить в такое.
— В их крепости есть слабое место, — возразила я, — он проникнет в водосток и отравит питьевую воду. Согласитесь, отличный план. А, главное, удобный — никто из моих подданных не пострадает. Уже к сегодняшнему утру мы окажемся в выигрыше. И не благодарите меня, Шассу. Считайте, что я просто выполняю свой долг, защищая наш народ. Пусть я всего лишь человек, а не чистокровная протурбийка.
Неприятную беседу больше не хотелось продолжать, и, смерив советника взглядом, я покинула балкон.
Кай выбрал длинный путь в объезд, решив лишний раз не мелькать на главной дороге. Его автомобиль был слишком приметен, чтобы незаметно подобраться к тюрьме, поэтому его пришлось оставить в лесу за несколько километров от конечной цели. Кай выбрался в глубокий снег, закинул на плечо сумку с инструментами, автомат, выволок из багажника несколько дурно пахнущих брезентовых свертков и, подсвечивая себе фонариком, двинулся в нужную сторону.