Долгий путь домой - Страница 49

— Болота надежно глотали и хранили в своей глубине все, что мы им давали, — отрезал он. — Странный и недобрый знак, что их недра всколыхнулись и выпустили на поверхность то, что было скрыто. Странный и недобрый.

Я перевела взгляд на дом, вокруг которого толпились поселенцы. Теперь причина волнений становилась все более понятной.

— И что, эти мальчики теперь там? Внутри?!

— Мы не можем позволить болезни войти в поселение, — отозвался Алхас. — Один из лекарей живет тут, он и заметил неладное, когда дети возвращались. Позвал их в свой дом, чтобы осмотреть, но разглядев получше, тут же убежал вон. Никому нельзя входить, если мы не хотим, чтобы все умерли. — Он окинул меня задумчивым взглядом и с неохотой признал: — Возможно, в этот раз мы опробуем новый метод и сожжем все, чего коснулась болезнь.

— То есть, больные дети заперты внутри и остались одни? — похолодела я. — Рядом с ними нет никого, кто мог бы помочь? А эти плачущие женщины… их матери?! И вы не пускаете их к своим детям?!

— Никому нельзя входить, — отрезал Алхас с суровым видом. — Идите своей дорогой.

Советник развернулся к нам спиной, показывая, что не желает больше тратить время на пустые разговоры, и отправился назад, на переднюю линию обороны. Теперь я приметила и сутулого протурбийца средних лет, который прижимал к носу пучок какой-то травы и со страхом косился на дом с запертыми в нем больными. На его ногах красовалась домашняя обувь, а одеяние казалось слишком легким для холодной погоды. Похоже, это и был тот лекарь, который выбежал и запер детей, когда сообразил, что происходит. Я покачала головой. По рассказам Биру, во времена Каиссы лекари самоотверженно помогали больным до последнего. Она сама помогала, хоть эпидемия не пощадила и ее. Что же ждет этот народ, если они разучились заботиться друг о друге?

Задумавшись, я не заметила, как сделала шаг, и опомнилась, только когда сильная рука Кая стиснула мой локоть.

— Ты куда? — спросил он, когда я обернулась, и в его глазах плескалась настороженность.

— Там дети, Кай! — взмолилась я. — Больные дети, совсем одни. Вспомни, как тяжело болели мы с тобой. Представь, если бы я не была рядом с тобой в те моменты, а ты — со мной.

Лицо у Кая стало бледным. Он сглотнул.

— Именно потому, что я помню, как мы болели, я и спрашиваю тебя: ты в своем уме? Куда ты идешь?

— Посмотри на этих женщин, — я махнула рукой в сторону собравшихся, — они настолько запуганы советом, что готовы отказаться от своих детей. К тому же, Алхас прав. Каждый, кто войдет и будет ухаживать за больными, заразится. Как было с нами. Поэтому им нельзя заходить. Мне — можно. Я уже победила пузырчатую болезнь один раз.

Теперь Кай вцепился в меня уже обеими руками.

— Откуда ты знаешь, что не заболеешь второй раз? Откуда ты знаешь, что у нас теперь иммунитет? Этого не знает никто! Посмотри на себя, ты сама едва стоишь. Ты хотела поговорить с Биру — поговори с ним. Но лезть в этот дом я тебе не позволю.

Я дернулась, но он держал крепко, а боль в раненом плече только подтачивала мои силы, которые могли еще понадобиться.

— Мне нужно туда пойти, — сдалась я, и щекам стало холодно там, где пробежали мокрые дорожки слез, — как ты не понимаешь? Я бросила убийцам единственную подругу, которая только-только появилась у меня здесь. Я переехала человека машиной! Дважды! Быть может, я подставила всех, кто стоит вон там, потому что Зевс придет мстить сюда. Я сделала все это только за один сегодняшний день! Мне нужно сделать хоть что-то хорошее, чтобы доказать себе, что я еще на это хорошее способна!

— Нет, — Кай стиснул челюсти.

— Ты просто не понимаешь, что творится у меня внутри, — разозлилась я, — ты никогда и никого не убивал!

Он встряхнул меня так сильно, что я невольно вскрикнула. Поселенцы поглядывали на нас, очевидно, заинтересовавшись перепалкой так, что она грозила вот-вот отвлечь их внимание от основного действия у дома.

Приблизив свое лицо к моему, Кай пробормотал:

— Может быть, я еще и не убивал никого голыми руками. Но я отнимал еду у слабых, и они умирали от голода. Я отбирал теплую одежду у новичков, зная, что они не доживут до утра и замерзнут на своих местах у входа. Я делал все это много-много раз. И сделал бы снова, если бы пришлось.

— Ты был ребенком! — воскликнула я. — Тебя бросили на произвол судьбы! Никто не объяснял тебе, что хорошо, а что плохо. Ты понял это гораздо позже, когда вырос. Поэтому всегда был рядом и помогал мне. Теперь ты не такой, как тогда, Кай! А я понимала, что это плохо, и все равно сделала! Мой схур ест меня! Он почти меня уже сожрал, разве ты не видишь?!

И снова, как и раньше, на дороге, плечи Кая поникли, а пальцы разжались.

— Не ходи туда, — тихо попросил он, — пожалуйста. Останься со мной. Они тебе никто. Они все равно будут умирать. Так или иначе. У меня же есть только ты…

Я закусила губу до боли и покачала головой.

— Я не могу, Кай. Я не могу просто пройти мимо. Ты же меня знаешь.

Сняв с себя его руки, я попятилась назад. Кай смотрел на меня, просто стоял и смотрел, не делая попыток остановить. Его брови сошлись на переносице. Я хотела улыбнуться ему извиняющейся улыбкой, но так и не сумела выдавить ее. Он беспокоился за меня, и причина была понятна, но пузырчатой болезни я боялась меньше всего. По крайней мере, меньше Олимпа точно. Бизон, уже весь покрытый пузырями, хватал меня, прикасался зараженной кожей, но ничего не случилось. Я осознавала риск, но не ощущала, что он велик.

Уверенными движениями растолкав собравшихся, я протиснулась к совету. Игсу едва ли не зарычал, когда увидел меня, и бросился наперерез, но мне удалось поднырнуть под его руку. Сама не ожидая от себя такой прыти, я выскочила на свободный пятачок перед домом.