Долгий путь домой - Страница 68

Вот и увидев Дану на пороге своей временной тюрьмы, Кай думал лишь о том, что она, наверно, не представляет, каким счастливым его сделала, добившись прощальной встречи.

Он размахнулся и со всей силы швырнул застежку в стену. Она отскочила и покатилась по полу, снова ему под ноги. Как будто не желала отпускать его из мучительного плена. Тогда Кай с яростным криком поддал ей ногой. Развернулся, схватился за край стола и перевернул его вместе со всей посудой. Ступая прямо по осколкам, смел и разбил о стену стулья. Не успокоившись на этом, он подлетел и начал молотить каменную кладку голыми руками.

Разрушить препятствие не удалось, зато на месте, куда попадали удары, образовалось два темно-красных пятна. Кай уставился на свои разбитые костяшки так, словно они принадлежали кому-то другому. Пальцы дрожали от боли, которой он не чувствовал.

Зря покалечил руки. Неразумный, глупый ход. Они еще пригодятся ему, чтобы строить жизнь с самого начала. И кого винить в том, что все так случилось? Разве что себя. Ведь никто не заставлял его выбирать из миллиардов девушек всего космоса именно ту, которая никогда не смогла бы принадлежать ему одному. Кай хотел, чтобы она ему принадлежала. Эгоистично желал, чтобы ее внутренний свет, ее преданность, ее любовь, нежность, щедрость, смелость, искренность, справедливость видел только он один. Но Дана хотела принадлежать всему миру. Тем, что он прятал от чужих глаз глубоко в себе, она считала своей обязанностью делиться с другими.

Это было больно — считать, что заслужил ее любовь своей любовью и поддержкой, и вдруг осознать, что она готова дарить эту любовь просто так, каждому, кто ни попросит. И дело даже не касалось ее отношений с Биру. Все началось еще с Бизона. Кай никогда не простил бы того, что Дана простила его подручному. И к чему это привело? Да что там говорить, он сам никогда не был для нее особенным, исключительным, единственным. Он был тем, кого стоило пожалеть на какое-то время. А настоящая любовь, в которой он так нуждался, имела мало общего с жалостью. Кай понял все, когда отпустил ее в дом с больными детьми. Он просил ее, униженно вымаливал не бросать его, как щенка на морозе, но Дана все равно ушла. Помогать другим для нее было важнее, чем оставаться с ним.

Как же он возненавидел тогда всех. Весь мир. И людей, и желтомордых. Кай поймал себя на мысли, что впервые употребил это унизительное слово в адрес протурбийцев. Не раз слышал, как им бросались другие, но сам, прожив с Айшасом и Цхалой много лет, зная протурбийцев ближе, чем остальные, никогда не позволял себе подобного. А теперь все вокруг для него сравнялись, превратились в одно бледно-желтое, как лицо полукровки, пятно. Дане нравилось быть частью этого пятна, и это еще больше заставляло его ненавидеть.

Но сильнее всего Кай возненавидел свою судьбу. Эту портовую шлюху, которая для вида улыбалась ему иногда и намекала, что вот-вот даст все, что он только пожелает, но заставляла очень дорого платить за эти намеки и каждый раз поворачивалась задом, стоило ему хоть немного нагреть себе место под солнцем.

Поэтому ему придется начать все сначала. Он не сомневался, что получится. Всегда получалось.

На шум и грохот прибежала охрана. Четыре вооруженных протурбийца столпились на пороге, с удивлением разглядывая щепки и осколки, разбросанные по полу. Стоило Каю пошевелиться, как они вскинули арбалеты. Заметив пот, выступивший на их лбах, он расхохотался. Они не верят, что устроить такой погром мог один-единственный человек. Они видят его кровь, слышат смех и боятся его, потому что наверняка считают выжившим из ума.

— Что, желтомордые, пришли меня освободить? — бросил он с вызовом.

— Оставайтесь на месте, господин, — подчеркнуто вежливым тоном попросил один из протурбийцев, по-видимому, старший в охране, — вас скоро выпустят.

— А что, если я подойду? — Кай сделал шаг.

— Пожалуйста, оставайтесь на месте! — предупредил старший, вскинув свободную руку. — У нас нет приказа причинять вам вред.

— А у меня нет приказа не причинять вам вред, — мрачно ухмыльнулся Кай, подступая еще ближе.

Протурбийцы переглянулись. Они явно стушевались, не зная, что делать. Кай шагнул, и конец заряженной арбалетной стрелы почти коснулся его груди.

— Что теперь? — спросил он.

Кай понимал, что специально накаляет ситуацию, но это хоть как-то приглушало ту боль, что кипела у него внутри. Она требовала выхода, и он просто искал, как от нее избавиться.

— Отпустите его!

Расталкивая охрану, вперед протиснулся седой Алхас. Торжественное одеяние, расшитое цветами и узорами, висело мешком на плечах старика. Было заметно, что он сдал со дня смерти внука. Оглядев Кая, советник воинственно выпятил щуплую грудь.

— У нас приказ правителя ждать разрешения, — возмутился старший охранник.

— Я пока здесь тоже не последнее лицо, — Алхас погрозил пальцем, и его подбородок тоже затрясся. — Я — воля правителя! Уберитесь с глаз моих! Или, клянусь, я найду на вас управу.

Пожав плечами, охрана отступила. От Кая не укрылось облегчение, с которым они это сделали. Видимо, решили, что пусть уж гнев правителя падет на плечи советника, чем на их собственные, и пусть кто-то другой разбирается с разбушевавшимся пленником. Вот только Кай тоже не горел желанием связываться с двуличным стариком.

— В чем причина такой доброты? — вскинул он бровь.

Подхватив Кая под локоть, Алхас потащил его за собой прочь из комнаты и зашептал:

— Может, мы и не понимали друг друга раньше, господин. Но вы должны вмешаться. Вы должны остановить это безобразие! Женитьба правителей на человеческих женщинах — это ошибка. Повторения быть не должно. Заберите ее! Сделайте что-нибудь!