Долгий путь домой - Страница 143

143

— Ты бросай меня, Дана. Я ведь не бросил тебя.

Скрипнув зубами, я осталась на месте.

— Не брошу, если пообещаешь, что сейчас же пойдешь внутрь, ляжешь на постель и начнешь лечение. Может, тебе повезет, как и мне когда-то. Может, после лихорадки наступит иммунитет. Видишь, как долго ты продержался? Дольше всех. Может…

— Не может, — он поморщился. — Мы оба понимаем, чем все закончится. Я буду лечать там и корчиться в муках, исходить потом, мочиться под себя, как жалкое существо, а ты будешь сидеть рядом и плакать, как делаешь это уже два дня подряд. А потом я умру, и ты заплачешь еще сильнее. А возможно и не заплачешь, а наоборот, успокоишься и вытрешь слезы, вздохнув, что все, наконец, закончилось. Давай сократим эту цепочку и перейдем сразу к последней стадии.

— Нет, ты еще можешь выжить!

— Никто не может выжить. Это ты у нас особенная, — Биру ласково погладил меня по щеке, — ты, девочка с бесцветными волосами. Я все-таки не такой человек, как ты. И моя протурбийская половина уже со всем смирилась. Я не борюсь. Я просто хочу уйти достойно. Если увидишь Кая — попроси у него прощения от меня. И попробуй его простить. Меня же простила.

Он наклонился, поднял пистолет и снова вложил в мою руку.

— Только поцелуй напоследок. Мы так редко целовались раньше…

Моим щекам стало мокро.

— Я не могу тебя убить, Биру… не смогла, даже когда ненавидела, даже ради Кая… вместо этого отдала на Олимп, надеясь, что они сделают это за меня. Тем более, не проси об этом сейчас! Если уж решил умереть, выбери кого-то другого. Я не могу…

— Но мне не нужен никто другой, — полукровка послал мне извиняющуюся улыбку, — я же понимал, на что шел, когда отправлялся за тобой к схурам. И уже тогда все мы, все, кто шел, приготовились умереть. Ты стала нашим смыслом смерти, понимаешь? Это же редкое счастье — знать, ради чего ты собрался умереть!

И вдруг мне показалось, что Биру совершенно искренне счастлив, признаваясь в этом. Как будто весь груз свалился с его плеч: и необходимость заботиться о ненужном и ненавистном поселении, и несбыточные мечты о Земле, и тоска по матери, и многое-многое другое, от чего полукровке всегда хотелось избавиться. Всю жизнь его учили не любить, а рассчитывать, и наконец он смог совершить что-то невероятное, нелогичное и необъяснимое — и я могла поклясться, что теперь Биру в полной мере чувствовал себя человеком.

Стиснув рукоятку пистолета, я потянулась к его губам и впервые что-то почувствовала. Нет, полукровка никогда не смог бы заменить в моем сердце Кая, но ведь любовь может быть разной? И дружеской в том числе? Может быть — мы уже никогда не сумеем это проверить.

— Я сделаю так, чтобы о тебе узнали на Земле, Биру, — прошептала я, ощутив, как он задрожал всем телом и обнял меня крепче, напоследок прижимая к себе. — Обещаю. Ты будешь жить среди людей вечно. Потому что история — это то, что не исчезнет никогда.

— Я знал, что звезды свели нас не просто так, — прошептал он, закрывая глаза и улыбаясь. — Я всегда знал, что ты прилетела, чтобы исполнить мою мечту.

Я приставила пистолет к его виску и, прежде чем успела выдохнуть, нажала на курок. Биру умело сыграл со мной и в этот раз и снова остался победителем. Он ушел со счастливой улыбкой на губах, видя перед закрытыми глазами свою другую жизнь и иное будущее, оставив меня один на один с реальностью, в которой я своими руками убила того, кто стал мне по-настоящему дорог.

25

Весна.

Говорят, она наступила.

Мне остается только верить на слово. Слишком давно я не видела солнечного света. Мой мир теперь — это темнота, одиночество и ночь. Мой мир полон кошмаров.

Почему весна пришла только сейчас? Почему не раньше, когда я так ждала ее? Как часто то, чего мы хотим, приходит всего лишь с небольшим опозданием — но уже не радует?

— Вам нужно поесть, госпожа…

Женский голос вместе со скрипом приоткрывшейся двери врывается в мое сознание, будоражит мысли. Едва различимый во тьме силуэт осторожно передвигается по комнате, но не пытается снять тяжелую запылившуюся ткань с окон, чтобы впустить хоть лучик света. Нельзя. И не только потому, что я обещала казнить любого, кто посмеет сделать это.

— Вам нужно поесть… вы не ели уже много дней подряд… и отказываетесь от лекаря…

Глупая. Зачем мне лекарь? Болезни не берут меня. Голода просто не чувствую. Прохладные руки неуверенно касаются моего обнаженного плеча, ощупывают тело, чтобы убедиться: я лежу в прежней позе — на краю кровати, лицом вниз, чуть повернув голову, чтобы можно было дышать, и свесив одну руку. Слышится тяжелый вздох. Знаю, знаю, что давно не шевелилась и это плохо, но мне так нравится.

Девушка присаживается на корточки, ее дыхание касается моего лица, пока она меняет тарелки на полу перед кроватью. Тихонько звякает посуда. Пахнет жареным мясом. Невольно втягиваю носом воздух. Это что-то новенькое.

— Вчера к поселению прибилась кобылица, и ашшрасы застрелили ее, — бормочет служанка, обрадованная моей реакцией. — Поешьте, госпожа. У нас не так много еды…

Она замолкает, но я и без слов понимаю, что хочет сказать. Не так много еды, чтобы впустую переводить ее на меня. Ведь все, что приносят, так и остается гнить на тарелках до тех пор, пока не уберут.

Ашшрасы. Летающие демоны, выпущенные моей рукой. Они словно вышли из-под земли. Программа ликвидации была проста, но гениальна в своей чудовищности. Днем дроны курсировали в небе и расстреливали все, что движется. Протурбийцы быстро научились прятаться, но животные, птицы и даже ашры, все еще бродившие по дорогам, становились легкой добычей. Стоило датчикам движения выхватить объект — и все. Ночные дроны были еще более коварны, потому что искали цель тепловыми датчиками.

143